«Китаянка из Пуэблы» (Чина поблана)

Китаянка из Пуэблы  может определять два аспекта мексиканской культуры. Первый это название женского костюма, который распространился в XIX веке в разных городах Мексики в центре и на юге страны и который исчез в конце XIX века.

Виньетка XIX века, изображающая "китаянок". Слева изображен
 мужчина, которого в те времена называли "чинако".
Фото из Wikipedia-

В более строгом значении термина «китаянка из Пуэблы» это прозвище полулегендарной жительницы этого города, у которой имелся, по всей вероятности, реальный прототип. Речь идет о рабыне азиатского происхождения и знатного рода, чье настоящее имя было Мирра, и которой приписывают создание вышеупомянутого женского костюма. Реальность существования этой женщины, впрочем, многими исследователями была поставлена под сомнение. Вкратце ее история такова -  после злоключений в Азии, Мирра волею судеб попадает в Пуэблу, где, будучи набожной католичкой, вызывает почтение окружающих и где доживает до глубокой старости. После смерти она была похоронена в ризнице храма иезуитов в Пуэбле, где сегодня можно увидеть эту могилу Китаянки из Пуэблы.

Катарина де Сан Хуан, изображенная
на гравюре XVII века, которая,
по преданию приняла обеты
монахини в миру.
Фото из Wikipedia

Предположительно, могло случиться следующее: по просьбе Диего Карийо де Мендосы и Пиментеля (Diego Carrillo de Mendoza y Pimentel), маркиза де Гельвеса и вице-короля  Новой Испании, один торговец привез с Филиппин девушку родом из Индостана, которая предназначалась для личного прислуживания вице-королю. Эта девушка по имени Мирра, была когда-то похищена португальскими пиратами и привезена в Кочин, на юге Индии. В этом городе она смогла убежать от своих похитителей и укрыться в иезуитской миссии, где получила крещение, под именем Катарины де Сан Хуан. Затем Мирра попалась в руки тем же пиратам, и они продали ее в  Маниле тому человеку, который привез ее в Новую Испанию. Но, после высадки в Акапулько торговец, вместо того, чтобы привезти ее в Мехико, вице-королю, продал ее в качестве рабыни торговцу из Пуэблы Мигелю де Соса (Miguel de Sosa) в десять раз дороже, чем вице-король пообещал за такую служанку.

Катарина де Сан Хуан, или Мирра, вероятно, продолжала одеваться по обычаю своей родной Индии, пряча лицо и закутываясь в сари. Такая манера одеваться и послужила отправной точкой для возникновения костюма китаянки.  Спустя несколько лет после ее прибытия в Мексику, Мигель де Соса умер, и в своем завещании написал о том, чтобы рабыня была отпущена на свободу. Ей разрешили остаться жить в одном монастыре, где, как рассказывает предание, у нее начались видения Девы Марии и младенца Иисуса. Катарина де Сан Хуан умерла 5 января 1688 в возрасте 82 лет. В Пуэбле к тому времени ее почитали, как святую, до такой степени, что в 1691 году Инквизиции пришлось издать указ, запрещающий это народное поклонение. В настоящий момент в ризнице Храма Компании Иисуса, в Пуэбле, под названием Могилы Китаянки из Пуэблы известно место, где покоятся останки Катарины де Сан Хуан.

Связь народного образа китаянки и исторической личности

Как было указано в предисловии настоящей статьи, тот факт, что костюм китаянки из Пуэблы в самом деле появился в этом штате, был неоднократно поставлен под сомнение. Связь между народным костюмом «китаянки» и историческим персонажем, вышеупомянутой Катарины де Сан Хуан является вымыслом, возникшим вследствие развития мексиканской культуры. И в самом деле, «китаянки», становятся социальным типом в XIX веке, более столетия спустя после смерти Катарины де Сан Хуан. В связи с этим Говен Байлей (Gauvin Bailey) писал:

«Китаянки из Пуэблы, как образ народной культуры - одетые в блузки с красочными вышивками и с шарфами – «ребосо», являются продуктом XIX века. Мексиканский символ женственности, сродни испанским прототипам, вроде «махи», запечатленной на картинах Мурийо и Гойи».

В  XIX веке, когда «китаянка» превратилась в имя нарицательное и народный персонаж, наряду с  простонародными "чинако" и оборванцами- "леперо", разные писатели и хронисты, мексиканские и иностранные, начали задаваться вопросом о ее происхождении. Гийермо Прието (Guillermo Prieto), мексиканский политик и литератор XIX века,  отмечал, что когда он был в Пуэбле примерно неделю, он в каждой встречной женщине пытался рассмотреть грациозную «китаянку», одетую в блузку с глубоким вырезом, тонкой талией и блестящей юбкой - только для того, чтобы убедиться в том, что якобы побланское, т.е. из Пуэблы происхождение  было плодом воображения путешественников. Васкес Мантекон (Vázquez Mantecón) приписывает распространение этого образа и связи его с Пуэблой Карлу Небелю (Carl Nebel), немецкому путешественнику, в чьей книге «Живописное и археологическое путешествие по самым интересным местам Мексиканской Республики (1835) есть иллюстрации жительниц Пуэблы, одетых, как «китаянки». В том же XIX веке, литературный потрет «китаянки», сделанный Хосе Марией Риверой (José María Rivera) для известной книги, описывающей народных персонажей и нравы, «Мексиканцы, нарисованные самими собой» (1854), уточнял, что «китаянку» нередко можно встретить на плотах, рассекающих каналы Санта Анита Сакатламанко (ныне делегация Истакалько Федерального округа), не в Пуэбле, а в Мехико, где красотой своей они соперничали с прекрасными цветниками, которых было великое множество в пригородных поселках Мехико.

За десять дет до этого Мануэль Пайно (Manuel Payno), мексиканский писатель, журналист, политик и дипломат заметил, что, настоящую «китаянку» можно встретить как Пуэбле так и в Гвадалахаре, и они даже выдают свою наряд за национальный костюм. Но в первые десятилетия XX века, когда «китаянки», как идентифицируемый социальный тип, начали исчезать, Николас Леон указывал, что он не нашёл никакой связи между костюмом «китаянок» и Катариной де Сан Хуан, проживавшей когда-то в Пуэбле, таким образом, отрицая связь между легендарно-исторической личностью и манерой одеваться, присущей женщинам определенных социальных слоев. Согласно этом автору, костюм «китаянок» был навеян нарядами манол (испанских щеголих из простонародья), которые были типажом, современным мексиканским «китаянкам». Еще он доказал, что китаянки, как социальный тип, встречались не только в Пуэбле, но так же в Гвадалахаре, городе Оахака и Мехико.

Мария дель Кармен Васкес Мантекон (María del Carmen Vázquez Mantecón) указывает, что многие элементы наряда «китаянки» были присущими другим культурам совершенно разных широт и к тому же разных эпох. В частности, вышивки бисером и блестками на блузке и на юбке «китаянок», указанные, как самые подлинные элементы одежды женщин из народа, проживавших в городах  Мексики в XIX веке, были широко известны в Африке, Азии, доколумбовой Америке, и конечно же, в Европе. По мнению исследовательницы, Катарина де Сан Хуан, вероятно, тоже использовала какие-то украшения на своем восточном наряде, от которого не сохранилось описаний, но юбки и блузки побланских китаянок, все же, были оформлены во вкусе, явившемся эволюцией вкусов креольских и испанских дам начала  XIX века. Также не стоит исключать, что на костюм «китаянки» повлияли традиции индейской одежды колониальной эпохи, и в частности, использование хлопчатобумажных блуз с воротом, украшенным цветами и другими орнаментами, нижние юбки с краем, вышитым красной ниткой и пояса с вытканными узорами. Такой тип одежды можно и сейчас встретить  у женщин разных коренных народов Мексики, например, у масауа.  

Происхождение названия «китаянки».

Почему китаянок называли китаянками, если они были мексиканками? Одна из гипотез, объясняющих происхождение этого названия, связывает этот социальный тип с самыми бедными слоями населения, в частности, рабами или наемными работниками, среди которых было немало выходцев из Азии, попадавших в Мексику из Филиппин. 

Если отталкиваться от теории, что костюм произошел от одежды исторически существовавшей Катарины де Сан Хуан, то имеется две гипотезы. Саму Катарину могли в Пуэбле называть китаянкой только потому, что она происходила с Востока. В Мексике азиатов продолжают даже в настоящий период, называть китайцами,  поскольку когда-то считалось что выходец из Азии, априори происходил именно из этой страны. Таким образом, практически все товары, которые привозил Манильский галеон, считались местными жителями китайским.

Вторая гипотеза ассоциирует прозвище «китаянка» с тем фактом, что Катарина де Сан Хуан вышла замуж за раба по имени Доминго Хуарес, принадлежащего к касте «китайцев» (имеющей мало общего с восточной расой). По обычаям тех времен, после брака, историческую «китаянку» жители Пуэблы могли называть по названию касты ее мужа. Однако, надо заметить, что никакие упоминания в исторических источниках о Катарине де Сан Хуан не сопровождались эпитетом «китаянка», равно как определением места проживания  - побланская.

Тем не менее, гипотеза о том, что «китаянка», слово ставшее прозвищем Катарины произошло именно от названия касты, имеет под собой веские основания. В действительности, в Новой Испании общество делилось на большое количество социально-расовых групп, определяемых по пропорциям разных кровей, смещавшихся в человеке. Высшее социальное положение занимали те, в чьих жилах текло, предположительно, наибольшее количество европейской крови, в то время, как наибольшая пропорция африканской крови ставила человека на самые низкие общественные ступени. «Китайцами» называли тех, кто произошёл от отца из касты «волков» (смеси негра и матери индейской народности, их еще называли «самбо») и матери-негритянки, или «волка» и матери индейской народности, или мулата и индейской женщины, либо европейца и «мориски» (женщины, родившейся от испанца и мулатки), а также других вариантов. Все эти сочетания кровей делали «китайца» носителем  трех четвертей негритянской крови и одной четверти - индейской. В соответствии с данными исследования Марии Консепсьон Гарсия Саис (María Concepción García Saiz) об изображениях представителей различных каст на портретах и картинах новоиспанских художников, слово «чина», которое на испанском обозначает «китаянка», похоже имеет совсем другое происхождение и пришло из индейского языка кечуа, с которого переводится «девушка». Автор устанавливает связь между этим словом и обозначением женщин, индейского происхождения или метисок, работавших домашней прислугой, либо женщины из самых низких слоев населения, и добавляет, что в эту категорию попадали люди с курчавыми волосами. В Мексике до сих пор про таких говорят, что у них «китайский» волос.

Как бы то ни было, слово «чина», китаянка, использовался применительно к женщинам, проживавшим не только в Пуэбле, но и в других частях Мексики, и даже Латинской Америки. Например, в Оахаке, «оахакскими китаянками» называют женщин, исполняющих фольклорный танец, называемый Харабе дель Вайе, этот танец исполняют на известном празднике Гелагетца представители Центральных Долин Оахаки.  Их наряд отличается от наряда китаянок из Пуэблы только тем, что юбка у них не расшита бисером и блестками. В том же самом штате Пуэбла, «китаянки из Атлиско» - еще один фольклорный персонаж, танцовщицы на фестивале народной культуры, проводящийся в сентябре в вышеупомянутом городке, и который называется Атлискайотль.  В Перу «чино» называют представителей из простонародья. Жены уругвайских и аргентинских гаучо (субэтнической группы, по образу жизни и культуре сродни мексиканским чарро и американским ковбоям) и чилийских уасо также называются «чина». В Колумбии, в центральной части страны и в  Боготе, «чино» или «чина» называют любого молодого человека или девушку, а молодую красивую девушку еще и уменьшительно-ласкательным «чинита».

Одежда «китаянки»



Неувядающий образ "китаянки".
Современный костюм часто отличается
присутствием мексиканского
орла с национального герба.

Одежда китаянки из Пуэблы, по преданию, своим происхождением обязана Катарине де Сан Хуан, хотя совершенно очевидно, что она включает в себя элементы разных культур, которые смешались в Новой Испании в течение трех столетий колонии.

По описаниям XIX века, периода, когда «китаянки» были очень популярным социальным типажом в разных городах юга и центра Мексики, наряд этих особ представлял собой сочетание следующих предметов одежды:

Белая блузка украшенная плетением разными видами мережки, вышивками шелком и бисером с геометрическими или цветочными мотивами ярких цветов. Блузка была достаточно декольтированная, чтобы позволять видеть шею и часть груди, что неизменно скандализировало дам хорошего тона тогдашнего мексиканского общества

Юбка, которая получила название кастор из-за ткани, из которой ее шили. По мнению некоторых, кастор использовался хозяйками богатых домов для изготовления нижних юбок для своих индейских служанок. Кастор расшивался круглыми и продолговатыми блестками, которые образовывали геометрические и цветочные орнаменты.  Современные труппы фольклорного танца сделали известным вариант вышивки бисером и блестками национального герба Мексики.

Белая нижняя юбка с краями цвета чили, то есть нижним краем, украшенными кружевами, связанными красной ниткой, представляющей зигзагообразные мотивы.  Нижняя юбка «китаянки» всегда видна под кастором и служит для того, чтобы фигура не просвечивала сквозь него.

Лента, служивавшая поясом, поддерживавшим кастор и нижнюю юбку на поясе женщины, которая их носила. Лента могла быть расшита узорами, или иметь узоры, вытканные по принципу парчи.

Шарф-ребосо, который в лучшем случае был шелковым, но гораздо чаще – из тонкой шерсти, с шариками, свисавшими в виде украшения по краям. Ребосо продолжает оставаться в Мексике очень популярным предметом одежды по сей день. Женщины используют его для защиты от холода, или для ношения в нем детей или каких-нибудь предметов, чьи размеры и вес слишком велики, чтобы нести из в руках. Ребосо, который чаще всего использовали «китаянки» ткался из пряжи синего и белого цветов и «колыбелью» этого предмета одежды является поселок отоми Санта Мария дель Рио (Santa María del Río (в штате Сан Луис Потоси).

Иногда в костюм китаянки включался шелковый шейный платок, который плохо скрывал то, что декольте блузки выставляло напоказ. Об этих платочках бытописатель Хосе Мария Ривера  (José María Rivera), замечал, что они обычно отправляются на покой в воскресенье, чтобы в понедельник или вторник вернуться на шею хозяйки.  

В качестве обуви, по свидетельству Мануэля Пайно, несмотря на стесненность в средствах, “китаянка»  никогда не отказывала себе в ношении атласных туфель, расшитых шелковой ниткой. Даже можно прочесть в некоторых книгах XIX века забавный для нас вывод о том, что атласные туфли, обычно носят веселые женщины. Кроме всего этого, китаянка дополняла свой наряд ожерельями, серьгами и браслетами, украшающими ее грудь, уши и руки.

Характер «чины», как социального типажа
Любой персонаж, нарисованный яркими красками, обозначающими четкую принадлежность к определённому классу, должен иметь и соответствующее поведение. «Китаянка» не является исключением. По мнению ряда авторов, для мексиканских женщин вообще, в национальной культуре нет места, если они не являются святыми либо проститутками. Однако, в случае «китаянок» такой однозначности не было – «слава» их имела как положительную, так и отрицательную сторону. Она, в зависимости от ситуации могла быть представлена или как добродетельная или как дурная женщина.

Описания «китаянок», сделанные в XIX веке, сходятся во внешних характеристиках – это были особы внешне очень красивые, и одевавшиеся слишком смело для той эпохи. Под красотой, мужская половина тогдашнего населения подразумевала смуглую кожу, лицо со щечками и пухлыми губками, пышные формы, но при этом не слишком толстую фигуру, но, самое главное, в отличие от женщин, принадлежащих к более высоким социальным слоям, «китаянки» почти никогда не пользовались макияжем и другими ухищрениями кокеток. Рибера, например, в своем труде, упомянутом выше, отмечал, что если бы «китаянка увидела корсет, она бы вообразила, что это некий пыточный инструмент, который был использован когда-то для мученичества святой Урсулы и Одиннадцати Тысяч Дев, и что лицо китаянки никогда не представляло собой “ французскую кондитерскую», под этим сравнением автор подразумевал привлекательность знатных дам, лицо которых нужно было намочить, чтобы понять, естественна ли эта красота.

Дом «Китаянки» из Пуэблы, в котором по преданию,
умерла Катарина де сан Хуан, находящийся сбоку от
Храма Иезуитов в Пуэбле. Фигура «Китаянки» украшает
внутренний двор здания, в котором сегодня располагается
ресторан с традиционной кухней Пуэблы.
Фото из Wikipedia

Мексиканские хронисты и иностранные путешественники первой половины XIX века постоянно подчеркивали что наряд «китаянки» был как нельзя более подходящей рамкой для того, чтобы подчеркнуть все прелести, которыми их наделила природа. Так же они были запечатлены на картинах и в литературе, как отличные танцовщицы «харабе» – очень популярного в то время, сегодня превратившегося в фольклорный танец, один из символов Мексики. Речь идет о таких его вариациях, как «Атоле», «Агуалулько», «Паломо» и других. «Китаянки» изображаются естественными и при этом не развращенными, чистыми, опрятными, хранящими верность своему мужчине, хотя и довольно либеральными в проявлениях своей чувственности.

«Чина» как стереотип мексиканской культуры

Итак, «чина» в первой половине XIX была одним из социальных типов, к которому могла относиться мексиканская женщина. Довольно свободно по тем временам проявляемая чувственность и сексуальность этого типа толковалась позитивно, если имело смысловое отношение к браку и негативно, если с ним связано не было, ведь тогда оно говорило о распущенности. Однако, во второй половине века «китаянки» начали исчезать. Об этом, впрочем, говорил уже в 1854 г. Хосе Мария Рибера (José María Rivera) в 1854 году.

В том же самом 1854 году, француз Эрнест Виньо (Ernest de Vigneaux) отметил постепенное исчезновение костюма «чины» продолжавшееся до конца века. В 1873 году это исчезновение было связано с закрытием мастерских, производивших кастор для юбок «китаянок» и другие элементы их нарядов. А в 1899 году историк и публицист Хоакин Гарсия Икасбальсета (Joaquín García Icazbalceta) отметил. Что как костюм так и манеры поведения, свойственные «китаянкам» исчезли полностью. Однако, несмотря на это образ “чины» вошел в XX век, превратившись в архетип мексиканской женственности. Переход в новое столетие ознаменовался появлением традиции, связывавшей народную «китаянку» с историей Катарины де сан Хуан и приписавшей этой последней создание костюма «чины», ставшим национальным.

В частности, в период с 1920 по 1940 годы, когда «чина» уже превратившаяся в китаянку из Пуэблы» стала одним из символов национальной культуры. Произошло это в период, когда у власти были правительства с идеологическим уклоном к патриотизму, порожденному мексиканской революцией. Пришедшие к власти группы и личности старались идеологически утвердиться, активно применяя в политике символы народной культуры.

Одним из первых воплощений воскресшего образа «чины» стал 1919 год, когда известная русская балерина Анна Павлова исполнила народный танец Харабе тапатио в костюме «чины». И так постепенно, в театре, в музыке, в кинематографе, а также других сферах официальной культуры в обновлённой стране, «китаянка» из Пуэблы стала неразлучной спутницей другого образа – чарро, олицетворения национальной мужественности, хотя этот типаж был моложе «китаянки» почти на полвека.

Рождение и закрепление в сознании мексиканцев неразлучности этой пары, обязано государственному вмешательству и контролю системы всеобщего образования, произошедшему в 30-е годы, когда повсюду тиражировались и распространялись образы упрощенной народной культуры. Как в активных компаниях по искоренению неграмотности, так и в только еще рождавшемся культурном предложении тех лет «китаянка» неизменно сопровождала «чарро». А ведь в свое время, в XIX веке у нее был настоящий спутник, соответствовавший ей социально, тип мужчины из простонародья, чинако. Однако, парадокс в том, что не он, а зажиточный хозяин ранчо, тот самый человек, или социальный слой, против которого, в том числе, была обращена революция, со временем стал олицетворять характерный национальный тип мексиканца.

 Послереволюционные правительства не только покровительствовали культурной деятельности, претендовавшей на укрепление связей между художественными выражениями культурной идентичности экономической элиты и широких народных масс, но и политически всякие способствовали такому союза, в ущерб подлинности культурных образов, синтез которых приобретал все большее демагогическое звучание. Результатом стало возникновение ряда стереотипных образов национальной культуры, которые призваны были заменить культурное многогранность, многообразие, мозаичность народов и групп, проживающих на территории Мексики, ведь со стереотипами обращаться легче, недели с таким многообразием реальных типов и групп, их которых состоит «мексиканский народ». Таким образом, несмотря на великое множество традиций, костюмов, языков, обычаев большого количества групп, восторжествовали, на протяжении продолжительного времени схематизированные образы чарро, китаянки из Пуэблы, танца «харабе тапатио», которые поддерживались и укреплялись не только идеологами-политиками, но и культурными деятелями официального направления.

"Чина" и "чарро" ставшие сегодня парой фольклорных перcонажей.
На заднем плане - памятник "Китаянке из Пуэблы".
Фото с сайта poblanerias.com

Певицы тех лет, такие как Луча Рейес (Lucha Reyes) или актрисы, как Мария Феликс (María Félix) появлялись на сцене в костюме «китаянок» подпитывая миф об исторической связи образа «чарро» и «чины», а также этой последней с полулегендарной личностью Катарины де Сан Хуан. В 1943 году Мария Феликс исполняла роль Мадам Кальдерон де ла Барка (Madame Calderón de la Barca) - французская путешественница XIX века, посетившая Мексику и оставившая свои путевые заметки о стране) в фильме с названием, которое говорит само за себя «Китаянка из Пуэблы». В одной из сцен Маркиза Кальдерон де ла Барка присутствует на официальном ужине, в костюме «китаянки», притом, что женщины, носившие такие наряды слыли не слишком-то добродетельными. Причиной, побудившей знатную даму облачиться в костюм «чины» стала одна из вариаций легенды о Катарине де Сан Хуан, повествовавшей о бурном романе, который пережила эта уроженка Индии в Мексике, затем целиком посвятившая себя богу и умершая в ореоле святости и почитаемая жителями Пуэблы.

 Успех и неувядаемая популярность «китаянки» обязаны во многом целенаправленному использованию этого образа структурами официальной культуры, управляемыми государством. Есть мнение, что эти манипуляции с образом «чины» имели положительный результат, потому что, несмотря на свою стереотипность, «чина» до сих пор сохраняет огромное смысловое значение. Тем не менее, более критично настроенные исследователи утверждают, что загнав образы мексиканской культуры в рамки стереотипов, власти закрыли глаза общества на культурное многообразие и многогранность реальной Мексики, что в свою очередь способствовало воспроизведению культурного неравенства и маргинальности различных социально-этнических групп, феноменов, которые сегодня тормозят политическое и экономическое развитие страны. 

по материалам Wikipedia