Сатурнино Эрран, самый мексиканский из художников

Замечательных художник, который, между порфирианской эпохой и мексиканской революцией посвятил себя тому, чтобы создать образ всего того, что может считаться мексиканским, и индейского прошлого, полного красоты, но, вместе с тем, идеализма. Произведения Эррана оказали большое влияние на мексиканское патриотическое искусство XX века.

Рассматривать картины Сатурнино Эррана, вглядываться в то, как он преобразил своих персонажей – стариков, слепых, индейцев, рабочих – может оказаться весьма захватывающим, особенно, если мы представим себя живущими в тот период, когда творил Эрран, признанный «самым художественным из мексиканцев и самым мексиканским из художников».

Говорят, что в искусстве нет случайностей и что все, что создают творческие люди, является отражением исторической, социальной, экономической, идеологической реальности, царящей в их эпоху. Поэтому углубляться в их произведения для нас означает обнажить, открыть эту реальность. И все же, когда  оказываешься в первый раз перед картинами Сатурнино Эррана, хранящимися в музее города Агуаскальентес, неизбежно встает вопрос – почему Сатурнино, расцвет творчества которого пришелся на самые кровавые годы мексиканской революции, не запечатлел насилие, смерть, войну? Может, потому что он остался за гранью этой реальности? Почему он писал то, что писал?

Стоит рассмотреть поближе произведения Эррана, чтобы понять его чувства, его действия, то, как он оценивал окружавшую его реальность. Все это очень красноречиво запечатлено  его картинах, подразумевая, что искусство является способом, посредством которого художник, воплощая окружающую его реальность, воплощает самого себя.

Живописец чрезвычайных способностей, он в неявной манере приоткрывает в своих работах отношение к проблемам, которые раздирали страну, нужды ее жителей, беспокойство, которым буквально был пропитан воздух. Для этого он использовал свое отличное знание рисунка и анатомии, мастерство в использовании цвета, что отлично демонстрируют его этюды обнаженных натур. Не может не привлечь внимания его способность видения женского тела и его чувственную силу, которую он использует для выражения своих идей.

Несмотря на то, что много лет в Мексике шла гражданская война, ни на одной из его картин ни малейших признаков насилия, даже рабочие на его картинах, несмотря на полную лишений и страданий жизнь, показаны смиренными и полными спокойствия. Любопытно заметить, картины Эррана становятся более чистыми и сияющими, чем  обычно, как раз те в годы, когда Мехико находился в самой отчаянной ситуации, так как столица являлась  первостепенной военной и политической целью для воюющих в гражданской войне политический фракций, разгоревшейся после убийства законно избранного президента Франсиско. И. Мадеро (Francisco I.Madero) и захвата власти генералом Викториано Уэртой (Victoriano Huerta). Поэтому становится интересно понять – в самом ли деле Сатурнино был свидетелем своего времени? Отвернулся ли он от политической ситуации и хаоса, царившего в стране, потрясенный до глубины души жестокостью и резней без передышки, чтобы воспроизводить на своих полотнах мексиканца, как существо подавленное, пассивное,  смирившееся?

Сатурнино Эрран. Слепые, 1914.
Цветной карандаш и бумага
Музей Агуаскальентес, Мексика

Пытаясь найти ответы на эти вопросы, возможно предположить, что Эрран был в своих взглядах был полностью против революционного движения, возглавленного Франсиско И. Мадеро, поскольку видел в реакционном президенте Порфирио Диасе «уважаемого государственного деятеля, принесшего прогресс в Мексику», как, кстати, многие считали. И поскольку движения Мадеро лишило Диаса власти и отправило в ссылку, Эрран отвергал все, что было так или иначе связано с революцией.

Неудивительно это еще и потому, что Эрран происходил из семьи местной элиты в Агуаскальентес. Его отец принадлежал к политическому кругу, в котором царила абсолютная лояльность дону Порфирио и его режиму, и которого признавали «великим модернизатором страны», единственным человеком, которому удалось вернуть в страну мир и порядок после многих десятилетий хаоса и политической нестабильности, начавшейся в первой половине XIX века, сразу после достижения страной независимости от Испании.

Или может быть, он отвернулся от революции, впечатленный тем, что сделали с Мехико армии революционных генералов, неоднократно занимавшие столицы с августа 1914 до конца 1915 гг., и принимавшие меры, ущемлявшие и принижавшие ее жителей, страдавших от беспорядков и произвола. Это были годы чудовищной инфляции, обесценивания песо, нищеты и нехватки продуктов первой необходимости, которые стали причиной эпидемий и голода, страха и незащищённости обычного человека. В действительности, 1915 ый вошел в историю Мексики, как «голодный год», с которым явились голод, болезни и опустошение. В Мехико закрылись школы, не было работы, не было обеспечения водой, электричеством, не ходил транспорт; произвол проявлялся в виде насильственного рекрутирования в армию, незаконного задержания людей, актов вандализма и полнейшего произвола, а также казней без суда и следствия людей, которые были сочтены врагами революции.

«Новые времена»

Сатурнино приехал в Мехико в 10904 году, в возрасте 16 лет.  Столица произвела на него неизгладимое впечатление, воплощая собой место прогресса, который принес с собой новый, XX век - фонограф, кинематограф, дирижабли, асфальтированные улицы и сточная канализация, велосипеды, телефон, телеграф и театр варьете. Все это были нововведения, оправдывавшие столь продолжительное правление Порфирио Диаса.

Сатурнино настолько влюбился в столицу, что больше уже никогда не вернулся на родную землю. По словам поэта  Рамона Лопеса Веларде (Ramón López Velarde) «Любовницей Эррана была столица, город Мехико, изобилующая страданиями и наслаждениями…, в которой ласкал он каждый камень, каждого человека, каждое облако».

Эрран родился в Агуаскальентес, в семье высокого социального статуса, пользовавшейся авторитетом в интеллектуальной среде. Все же, случилось так, что его отец, Хосе Эрран и Боладо (José Herrán y Bolado) являвшийся ключевым персонажем для становления личности художника, скоропостижно умер в Мехико, где он исполнял обязанности федерального депутата от штата Агуаскальентес, в тот период, когда его жена и сын еще жили в Агуаскальентес.  Это событие побудило мать художника, донью Хосефу Гуинчар (Josefa Güinchard), переехать в столицу, с тем, чтобы записать сына в Национальную школу изящных искусств (Академию Сан-Карлос), так как его наклонности рисовальщика проявились задолго до этого.

Сатурнино постоянно отличался в Академии, и, спустя немного времени после своего поступления уже превратился в молодого преподавателя. С самого начала он стал любимчикам профессоров, и после четырех лет учебы, начал свою карьеру живописца.

Здесь стоит рассказать одно любопытное обстоятельство. Отец Сатурнино, который помимо политической карьеры, был еще преподавателем, изобретателем, журналистом, и писателем рассказов, романов, речей и театральных пьес, описал в одной из этих последних, за шестнадцать лет до того, как это в действительности произошло, историю молодого человека, который, проживая со своей матерью в Мехико, получает медаль в Академии художеств. Дон Хосе Эрран описал эту историю в «О котором скажут» (El qué dirán) театральной пьесе, впервые поставленной в Агуаскальентес в 1892 году, когда Сатурнино едва исполнилось 5 лет.

В действительности это случилось в 1904 году, когда мать привезла юношу в Мехико, откуда они уже больше не возвращались, а премия была получена художником в 1908 году.

Помимо своей лояльности дону Порфирио и любви к Мехико, возможно, что анти-академическое движение, которое в 1902 году взбудоражило умы в Национальной Школе Изящных Искусств, став знаком стремления к переменам и обновлению, произвело на Сатурнино впечатление достаточно сильное, чтобы он ощутил в себе стремление руководствоваться этим принципам.

Сатурнино Эрран. женщина с тыквой. 1917

Символизм, например, был художественным направлением, которое не заставляло творца воспроизводить на полотнах видимую реальность, воплощением которой стали бы драматические сцены, происходившие на улицах столицы, а утверждать открытие иной реальности, духовной и поэтической, которая скрывается за видимыми объектами, так что зритель не должен ограничиваться рассматриванием одной лишь внешней стороны образов, но также и приложить усилия, чтобы погрузиться в их внутреннюю сущность.  Как одно из следствий метафизического размышления, в символизме стали прибегать к изображению трех возрастов человека, воплощая тему, к которой нередко обращается Эрран, несомненно, задаваясь вопросами «Кто мы?», «Откуда мы и куда идем?» Вдохновляясь работами европейских художников-символистов, Эрран приступает к исследованию социальных тем и типов, равно как критико-социальных аспектов.

С другой стороны, на него оказал влияние модернизм, идеологическое и философское течение, которое преобладало в творческих литературных и художественных кругах Латинской Америки в период с 1875 по 1925 г., на которое отреагировали многие художники, в том числе  Эрран.

В основе модернизма лежит глубинное несогласие с обществом, живущим в соответствии с буржуазными ценностями и отвергание современной реальности. Именно от этих ощущений рождаются портреты Эррана, в которых видится социальная тревога художника по поводу множества бедняков и обездоленных, которых в столице великое множество. Но, самым важным в них на мой взгляд, является стремление художника приоткрыть самые глубинные чувства всех этих людей. Кроме того, модернизм породил  романтическую ностальгию по давно ушедшим временам, по далеким краям и культурам, что, очень вероятно, побудило Эррана написать «Легенду о вулканах».

С другой стороны, Эрран вдохновлялся мексиканской патриотической идеологией, распространением которой занимались, в основном члены культурного общества «Храм познаний юнощества» (Ateneo de la Juventud), которое внесло свою неоценимую лепту в инновационные култтруные процессы того времени – свержение безраздельно царящей идеологии позитивизма, обновления восприятия культурно-национальной идентичности, наполнение философским смыслом революции 1910 года и проекты по внедрению новых практик по созданию и распространению знаний.

Сатурнино принадлежал этой группе молодых мыслителей, появившихся в переломный политический период и проповедовавшие патриотизм, как взгляд, вновь обращенный на Испанию и мир смешанных рас, как некий ответ на действия США, которые были угрозой для Латинской Америки того периода.

Отсюда проистекает работа Эррана, направленная на изучение мексиканской души, проявляющейся в самых заурядных персонажах, которые были  ее носителями, с намерением показать, что мексиканское величие хранится как раз в самом обычном. Так рождаются образы его индейцев и креолок.

Творческий дух Эррана был пропитан народностью, «мексиканизация» художественных  тем стала его навязчивой идеей. Поэтому он обращался к типично мексиканским моделям, его отличное владение техникой направлялось на воплощение образов, новых в искусстве – нищих, рабочих, индейцев, уличных торговок, людей из народа, живущих в беспросветной грусти и безнадежности.

В этой связи искусствовед Элиса Гарсия Барраган (Elisa García Barragán), говорит, что внимание Эррана «Обратилось на тех, кого до него никто не осмелился рисовать».

Очевидно, что в своих работах Сатурнино обращается к теме страданий и смерти, но делая это в манере, больше похожей на европейскую, очень распространенную в период Первой мировой войны. Журналист из Сакатекас, Хесус Б. Госалес заметил, что «зрелище страдания является для Сатурнино непревзойдённым». В этом смысле последствия мексиканской гражданской войны, которую Эрран пережил на собственном опыте, стали единственным приближением к реальности, которую сделал художник.

Сатурнино Эрран. Наши боги (начато в 1915 г.), центральная часть триптиха.
Цветной карандаш, акварель, бумага. Музей Агуаскальентес 

Искусство,  обращенное на индейцев

Эрран после контакта с доиспанскими культурами, был совершенно ими очарован. Археологические открытия, возникновение Мексиканской Школы антропологии стали стимулом к переоценки значимости народной музыки и искусства, равно как отношения к индейскому прошлому страны более осознанное, гордое и иногда, радикализированное. Сатурнино, который в течение нескольких лет работал копиистом настенных росписей так называемого Дворца Сельского Хозяйства в Теотиуакане, по-особенному воспринимает, восхищается и уважает доиспанское наследие наших предков. Эта работа оставила огромный след в его творчестве и в частности, запечатлелась в его наброска к триптиху «Наши боги» (Nuestros dioses), который остался незавершенным из-за ранней смерти Сатурнино, произошедшей в 31 год.

В «Наших Богах», произведении, считающемся главным шедевром Эррана, ода «индейской реальности достигает кульминации в своей выразительности. Центральной частью Богиня Коатликуэ, каменная громада в рисунках сплетающихся змей, сплетается с плотью распятого Христа, а по бокам к этому симбиотическому божеству устремляются две процессии, справа – коленопреклоненных испанцев, конкистадоров и священников, а справа – индейцев с их дарами, простирающимися ниц.

Эрран обращался к самым разным темам – доиспанским, метисным, индейским, рисовал натюрморты, архитектуру – в которых запечатлел каждодневное течение жизни в стране, ее обычаи и традиции. Персонажи его, воспринимаемые в их контексте, превозносят мексиканскую красоту.

Сатурино Эрран. Наши боги (начато в 1915 г.). Левая часть триптиха.
Цветной карандаш, акварель, бумага. Музей Агуаскальентес 

Это обращение к мексиканской культурной идентичности, новая выразительная манера, подкрепляемые инновационными изобразительными техниками, знанием анатомии, отличными навыками рисовальщика, владением цветом, умелым использованием света и тени, делают Эррана одним из крупнейших представителей мексиканской живописи. Его жизни оборвавшаяся в период наивысшей творческой продуктивности, оставила в истории мексиканского искусства значительное наследие, дух народности которого стал впоследствии знаменем наших великих монументалистов.

Война несет с собой смерть, страдание и отчаяние. Несмотря на то, что все это его окружало, Эрран, будучи чрезвычайным поклонником красоты, решил воспеть ее, отыскивая там, где она была скрыта от глаз и воплощая ее, полностью мексиканскую. Его смерть лишила «отечественное искусство одной из самых многообещающих и несомненных перспектив славы», как написал журнал «Revista de Revisitas” в 1918 году.

Адриана Рейноса (Adriana Reynosa), журнал “Relatos e historias de México”, № 63